Последнее интервью Юрия Кузнецова. 

 

Кому в Ад, кому - в Рай

Юрий Кузнецов: "Поэту дано внутреннее зрение"

2004-01-22 /  Беседовал  Владимир Бондаренко

На исходе прошлого года ушел из жизни поэт Юрий Поликарпович Кузнецов. В последнее время он работал над циклом поэм о Христе и христианстве. Отдавал этому труду всего себя. Случилось, что за три дня до смерти к поэту заехал давний друг, литературный критик и публицист Владимир Бондаренко. Разговор шел под запись. Последнюю в жизни поэта. Мы публикуем ту часть беседы, где речь идет в основном о поэме Кузнецова "Сошествие во Ад" и поэме "Юность Христа".

 

 Владимир Бондаренко и Юрий Кузнецов.

Фото  из архива Владимира Бондаренко 

- Почему ты взялся за поэмы о Христе? Ты хорошо знаешь античность, поэзию Возрождения, нашу духовную литературу, перевел "Слово о законе и благодати" Митрополита  Иллариона. Понятен твой интерес к Христу, но как не переступить богословский канон?

- Во второй части поэмы "Юность Христа", в Кане Галилейской, я сам был на свадьбе, был незримо, это видно по тексту поэмы. Ты мог бы задать вопрос: тебя же видели, подала невеста сама тебе, земному поэту, чашу. Разумеется, во имя Христа. Это значит, что поэт узрел Бога. А ты задаешь вопросы о Христе: почему? Христос везде присутствует в этих поэмах, пронизывает все пространство.

В поэме "Сошествие во Ад" главное, как ясно из названия, - это шествие по Аду. Это сюжет древний. Начинается с древних эпосов. Ходили в царство мертвых и в античной мифологии. Потом в поэме Вергилия "Энеида", которую взял за образец Данте. Мы сейчас будем говорить о поэме "Сошествие во Ад", но все мои христианские поэмы связаны и пересекаются.

- Веришь ли ты сам в свое сошествие в Ад - пусть и неким поэтическим воображением?

- Это все действительно было! Поэт сошел в Ад. Если это литературный прием, то поэме моей грош цена. Грош цена была бы и поэме Данте. Но никто же его не попрекнул!

- А был  ли диалог с Данте?

- Нет у меня никакого диалога. Поэма Данте - это вода в форме льда. Вода может быть паром, облаком, льдом, жидкостью и так далее. И он испарился вместе со льдом.

- В чем же твоя творческая  задача?

- Это вопрос на 50 лет вперед.

- А почему ты поместил в Ад Павлика  Морозова? Он же мальчик, ребенок.

- Он предатель, так же как и Мазепа, так же как и Курбский, вот и все. Он предал своего отца.

- Ты говоришь об отношении  человека к Богу и его ответственности перед Богом. Какова она?

- Как перед Богом Сталин или Ленин, Троцкий и прочие, как они все себя перед Богом чувствуют? Так же и Шекспир или кто угодно. Они все в Его власти, все отвечают перед Ним за свои действия и поступки. Самое худшее - это предательство Бога, это дух иудейский. Потому что сам Иуда - он же предал Христа во имя Закона, который как раз отверг своей благодатью Христос.

- В каком  смысле ты говоришь "скоро вы будете вместе со мною в Раю"? Ты сам будешь в Раю, как временный спутник Христа? Как герой будущей поэмы о Рае? Или же прозреваешь самого себя в Раю?

- Я попал в Ад по своему поэтическому желанию, а задавать вопрос о Рае преждевременно. Говорить о Рае я не буду. Моя поэма о Рае еще не написана.

- А как же Иван Грозный тебе говорит: "Будешь в Раю, передай ей платок  в знак свиданья"?

- Это уже дело Ивана Грозного. Его мнение. Его интуиция. Может быть, он уже предчувствовал. Если человек попал живой в Рай и на него не действует наказание, то это какой-то особый человек. А в Аду я бывал. Сначала поэт варился в огне, в печи, как у нас традиционно считают, а потом мы на тучу вдвоем с Ним зашли и уже затем туча отправилась в Рай. Меня взяли как бы с оказией. Бог всех праведников, всех, кого он простил, отправляет в Рай. Но то, что сейчас души находятся в Раю или в Аду, - это еще не окончательно. Когда будет Страшный Суд и грешники все предстанут как бы заново, кому-то простятся грехи, если молились за него на земле. Потом уже будет Рай окончательный.

- Не окажется ли твой "Рай" вторым томом "Мертвых душ" Гоголя ?

- Православный человек Чистилище отрицает. А Гоголь Чистилище взял, описал и даже этого не заметил. Так он был сильно увлечен Данте, что не заметил разницы в наших религиях. Как же тебя будут читать в России? Но воображение у него было сильное. Он был ослеплен величием Данте: Данте сделал, и я сделаю. Только силенок у Гоголя не хватило… Но дело не в этом. О Рае же...

В жанре прозы изображение Рая невозможно. Поэзия может воссоздавать поэтическую реальность, не похожую на реальность окружающего мира. А Гоголь решил это изобразить средствами прозы. Все попытки в прозе передать поэтическую реальность не получаются. Высшее достижение прозы - это, скажем, капитан Тушин у Льва Толстого, то есть слияние с реальными ощущениями жизни.

А что касается поэтической реальности в прозе... Возьмем изображение Христа в романе Михаила Булгакова. Никак он не смог дать средствами прозы образ Христа - Богочеловека. И он дал нам в романе Христа просто как человека. Ренановская ересь!

Более того, замахивался на изображение Христа и Федор Михайлович Достоевский, хотел что-то святое в реальной жизни увидеть, в человеке, не в монахе, не в святом отшельнике, а в простом гражданине. Это был его первичный замысел, но потом, по ходу исполнения, он увидел, что ничего не удается, и роман озаглавил "Идиот". Не "Святой", а "Идиот". У него хватило понимания. Или помнишь, как искренне каялся Раскольников, а народ ему говорит: "Напился?" Не поверили…

Вот почему Николай Гоголь потерпел поражение. Бахтин считал, что у него, как в бинокле, который расфокусирован, стала искажаться действительность. Он хотел видеть людей, которых в жизни нет. А в поэзии это можно...

 

- Если ты, как поэт, говоришь, что литеры Гутенберга - черти, чье имя - легион, то какими литерами напечатана Библия? Какими литерами напечатана поэма Кузнецова? Нужны ли тогда вообще книги?

- Литеры, они же не есть буквы сами по себе - это уже напечатанные машинные знаки. А Библия была от руки написана, и все святые писания до Гутенберга создавались.

- Ну а твои поэмы - они же в в литерах ? Значит, они "адовы"?

- Ты же видел мои черновики, они от руки написаны.

- А когда ты отдаешь свою рукописную поэму в пасть печатной машины, с ней что-то происходит?

- Да, я отдаю в печать. Но Гутенберга проклинали и наш Василий Розанов, и другие мыслители. Наряду с печатанием нужных произведений, богоспасительных, прекрасных, высокохудожественных, напечатано столько мрази и дьявольщины, что в целом печатная машина страшнее водородной бомбы.

Самый большой вред духовности нанесли не энциклопедисты, не Вольтер, а Декарт с его культом машины. Поэтому он у меня в Аду. Там же, в Аду, и Ламетри - человек-машина. Там же и Норберт Винер, отец кибернетики. Вот ряд и выстраивается. Там же и Фауст… А Декарт, как известно, когда систему свою философскую создал, увидел, что она без Бога обходится, но, чтобы сделать первый толчок, он ввел в свою философию Бога, а потом уже все завертелось без него. И пошла крутиться вся эта машинерия! Все, кто заменяет человека машиной, кто машинизирует человека, служат дьяволу.

- Как ты определяешь степень ответственности той или иной исторической личности ? Не боишься роковых ошибок, помещая человека в Ад?

- Люди-машины - это одна часть людей Ада. Люди-политики - другая часть. Люди-предатели - третья часть. Без кого-то я и мог в поэме обойтись, а без многих - никак нельзя было.

- Почему ты обошел Никона и Аввакума ?

- Насчет Никона не знаю, а Аввакум - он в Раю будет. Я еще подумываю, будет ли в Раю Григорий Распутин? Я склонен к этому, подумаю. Конечно, от себя я никуда не денусь, но я старался как можно больше внести объективности и в мировую, и в русскую историю. Чтобы это не только от меня исходило. Чтобы мой взгляд вписывался в большой угол зрения других людей. А что касается живых людей, попавших у меня в Ад, думаю, это почти бесспорно. Много зла сделали. Ответственны перед Богом. Те, например, кто подписал письмо 42 либеральных писателей об уничтожении инакомыслящих, - куда их было девать? Только в Ад.

- Меня больше всего поразили твои родные кубанские казаки, ничего не могущие сказать перед Богом, кроме одной буквы "А…".

- Мой взгляд на родное казачество - безнадежен. Я не вижу реального возрождения. Сильно подорваны генетические корни казачества. Если бы не были подорваны, да еще несколько раз подряд, тогда бы казачество и могло возродиться. А так - нет. Дед мой был казак. Отец - так-сяк, а во мне уже ничего и не осталось. При всем этом отношении к казачеству, конечно, в поэме заметно и большое сочувствие автора.

Но может ли казак с его буквой "А…" олицетворять весь русский народ? Конечно, нет. Казаки всегда любили вольницу, но они были склонны поддаваться сепаратизму при всяких наших военных сотрясениях. Они не были ядром русского народа. Их организовали: живите общиной вдоль всей границы, вплоть до Камчатки. Приамурские, оренбургские, это как бы погранично организованная часть русского народа была. Но их здорово подорвали. Все это в "Тихом Доне" описано. Всех расказачили, раскулачили, разослали по лагерям. И не вижу я сегодня в них какой-то опоры. Между прочим, этот казак в Аду с буквой "А…" - конкретное лицо, сын атамана. Спился начисто. Только и мог выкрикнуть букву "А…". С другой стороны, "А" - это первая буква, может, кто скажет и другие?

- Как происходил у тебя отбор в Ад? Что за парочки  душ, например, у тебя туда попадали?

- В поэме две пары. Во-первых, я имел в виду Тютчева и его любовницу. Это действительно была пара: он и она. По ходу поэмы еще образовалась пара - Фуше и Талейран.

- А почему Тютчев там? 

- Потому что он считал, что поэзия, прости Господи, второе грехопадение. Насколько он был православный человек - не знаю. Но я хорошо знаю его поэзию, она - пантеистична. Хотя с элементами христианства.

- Чисто христианских поэтов, очевидно, не бывает вообще. Есть свои грехопадения и у Пушкина, и у Есенина.

- Конечно, есть у каждого степень своего греха. Тютчев воспел свою греховную любовь. Это же тоже грех!

- Но ты, как поэт, не мог и сам обойтись без темы  любви.

- Да, там у меня есть и Анастасия, первая жена Ивана Грозного, и многие другие, впрочем, пусть на тему грехов любви рассуждает сам Владимир Бондаренко, ему и поэма в руки.

- У тебя автор сам погружается  в Ад. Это серьезно?

- Это существенно. Ад - это "падать", это "западня". Если ты заметил в первой поэме - Мария из Магдалы при первой встрече объяснилась Христу в любви, в земной любви. Он ей сказал: это ловушка. Рано любить, я пока еще здесь, на земле. И она потом полюбила, но другою любовью. Вот и ответ, какая любовь приводит в Ад. Любовь к Христу есть и небесная и земная. Земная, сам знаешь, куда приводит. Здесь и "Леди Макбет Мценского уезда", и что угодно.

- Как вообще возникла твоя поэма и насколько ты приблизился к Христу?

- В поэме он говорит со мной на санскрите, он дал мне силу понимать все языки там, в том сошествии. Я всех героев, зверей и птиц понимал…

А замысел... Между смертью на кресте и Воскресением из мертвых было три дня. Три дня Он отсутствовал. Он находился на том свете. Вот так и возникла моя поэма. Я ухожу от всех определений. Апокрифы писались в древние времена, кто же сегодня возьмется за такой труд, кроме поэта? Поэт, переживая, вживаясь в образ Христа, приближаясь к нему своим воображением, сам обо всем догадывается. Тут даже не у кого спрашивать совета. У духовника? Но кто ему даст ответ? А поэту дано внутреннее духовное зрение.

В душе моей много грехов, но Христос отжал эти грехи, это очень страшно было. И мое воображение содрогнулось.

http://exlibris.ng.ru/fakty/2004-01-22/1_kuznecov.html

Яндекс.Метрика